НАУКА И ПОЛИТИКА: СОВЕТСКИЕ УЧЕНЫЕ В МОНГОЛИИ В 1920 - 1930-е гг(2-АЯ ЧАСТЬ)
В 20 - 30-е гг. происходит процесс развития научных контактов двух стран на фоне формирования новых политических систем, новых международных отношений.
Монголы, нуждаясь в советских экспедициях, в соглашениях между АН СССР и Монгольским Учёным Комитетом по поводу исследовательских работ советских ученых на территории МНР стараются защитить монгольские интересы. При рассмотрении некоторых из этих соглашений можно увидеть отражение в них политических отношений СССР и МНР.
5 июля 1926 г. подписано Соглашение между Монгольской комиссией при СНК СССР и Ученым Комитетом МНР об организации экспедиций в Монголию. Важный момент в документе, который позволяет сравнить его с последующими договоренностями – это судьба собранного экспедициями материала. Пятый пункт Соглашения указывает, что все материалы, кроме зоологических и ботанических, должны быть сданы Ученому Комитету.
В дальнейшем наблюдается стремление монголов к большей защите своих интересов. В это время усиливаются позиции националистов в руководстве страны. В декабре 1927 г. ученый секретарь Учкома, видный политический деятель Монголии, националист Ц. Жамцаранов шлет письмо в АН СССР по поводу организации экспедиции в Гоби на монгольские средства. Соответственно, при этом его условия более выгодны для монгольской стороны: все материалы передаются Учкому, советские ученые оставляют себе только свои дневники, фотоматериалы, планшеты, причем копии всех материалов передают Учкому. Советская сторона может взять себе также дублеты и остальной материал только для обработки. Здесь явно проглядывается стремление быть равноправным партнером.
Еще больше это видно по Договору, подписанному весной 1928 г.. По его условиям часть материала, отобранная Учкомом, сразу же поступает в его Музей без обработки в СССР, а часть после обработки в Ленинграде возвращается в Монголию. Советская сторона соглашается на все эти условия, поскольку и они были выгодны для нее. Кроме того, в это время позиции СССР в Монголии недостаточно прочны, чтобы осуществлять какое-либо давление для достижения лучших условий. Монгольское руководство и так выражало недовольство директивными методами, которыми пользовались некоторые официальные представители СССР и Коминтерна в Монголии. Иногда эту сложность во взаимоотношениях испытывали на себе и участники советских экспедиций. В целом, как правило, в отчётах ученых подчеркивается "самое сочувственное отношение со стороны монгольского правительства" к экспедициям. Однако имели место и негативные моменты, в которых, вероятно, и проявлялось недоверчивое отношение монголов к СССР и его представителям. Летом 1926 г. участник этнолого-лингвистической экспедиции, чл.-корр. АН СССР В.М. Алексеев был подвергнут агентом Государственной Внутренней Охраны МНР телесному и вещевому обыску, "имевшему исключительно бесцеремонный характер", которым был нанесен значительный ущерб научным материалам ученого. На подозрительность монголов по отношению к целям советских исследований при заключении договоров указывает в своем письме к С.Ф. Ольденбургу и геолог И.П. Рачковский. Возможно, именно такая ситуация привела к ликвидации Комиссии по научному исследованию Монголии в январе 1927 г. в структуре СНК СССР. Уже весной того же года она была восстановлена, но уже в составе АН СССР. Таким образом, Комиссия была освобождена от той политической окраски, которую придавала ей непосредственная принадлежность к правительственной структуре и которая могла вызывать беспокойство в Монголии. Но фактически зависимость в организации исследований от политических органов сохранялась.
Противоречивые политические события 30-х гг. в СССР и Монголии, сделали таковым и процесс научного изучения МНР советскими учеными. В значительной степени изменилась политическая обстановка, наложившая свой отпечаток на развитие отечественной науки. Важнейшими аспектами, повлекшими изменения в научных исследованиях, стал переход к ускоренному формированию социалистической базы в СССР, а параллельно и в Монголии. Рубеж 1920-х - 30-х гг., именовавшийся тогда эпохой "великого перелома", изменил, или, по крайней мере, значительно сместил основные цели и задачи исследовательских работ в сторону достижения практического результата в изучении производительных сил. К этому подталкивала и внешнеполитическая обстановка, весьма неблагоприятная для СССР. На Западе готовят "крестовый поход" против Советского Союза, на Дальнем Востоке агрессивные планы лелеет Япония, а в Китае устанавливается враждебный режим Чан Кайши. В таких условиях речь шла, возможно, не только о социализме как таковом, но и о максимальной мобилизации экономических и политических ресурсов.
Несомненно, что работа Экономического и других отрядов, дававших сведения о положении в Монголии, советских ученых - сотрудников Комитета наук МНР, например, А.Д. Симукова, описавшего ситуацию с колхозным строительством в Гоби, которое привело к бегству населения в Китай, все это принималось к сведению и способствовало изменению в 1932 г. политического курса Монголии, который стал именоваться "левым уклоном". Очевидно, в прямой связи с этим было и сворачивание c 1932 г. работ советских экспедиций, выполнявших исследования по Договору 1929 г.
Еще один аспект политического свойства оказал влияние на ход исследований в Монголии. С переломного 1929 г. советская наука оказывается под ударом. С "Академического дела" начинаются процессы, репрессии, и многие ученые уже не участвовали в экспедициях. Посылка отрядов часто срывалась из-за того, что специалист, прослыв неблагонадежным, не мог получить разрешение на выезд за границу. И.П. Рачковский, жалуясь на срыв планов работ, говорил в вышеназванном докладе: "Комиссия может судить только о пригодности данного лица для выполнения требуемых заданий, но не может иметь данных насколько тот или иной сотрудник допустим для работы за границей". Политические причины сыграли большую роль в отказе П.К. Козлову организовать ещё одну экспедицию в Центральную Азию в 1928 г.: его планы попали в советскую и зарубежную прессу, что было негативно воспринято политическим руководством.
Здесь все же надо отметить, что даже под таким постоянным прессингом ученые продолжали работать. Этнограф В.А. Казакевич, находясь в Париже в командировке, написал в письме к В.Л. Котвичу – монголисту-эмигранту, жившему в Польше, фразу, которая, наверное, может передать чувства многих советских ученых в то время: "Не знаю, чем закончится моя командировка по возвращению домой, но мне надоело предвидеть будущее. Привычка жить настоящей минутой глубоко вкоренилась в большинстве из нас"
В.В. Митин
Просмотры: 704
Tweet