Диспут в монастыре
Отрывок из книги Н.Л.Жуковской “Судьба кочевой культуры”. В конце XII — начале XIII века, во время завоевательных походов Чингисхана, монголы впервые познакомились с буддизмом. Однако лишь с последней четверти XVI века они стали активно приобщаться к нему, а в середине XVII века “Великое уложение” признало буддизм государственной религией страны. В мою задачу не входит рассказ о нем как религии и феномене монгольской культуры в целом, я лишь остановлюсь на некоторых сюжетах, связанных с его историей и судьбой сегодня.
Отрывок из книги Н.Л.Жуковской “Судьба кочевой культуры”.
В конце XII — начале XIII века, во время завоевательных походов Чингисхана, монголы впервые познакомились с буддизмом. Однако лишь с последней четверти XVI века они стали активно приобщаться к нему, а в середине XVII века “Великое уложение” признало буддизм государственной религией страны. В мою задачу не входит рассказ о нем как религии и феномене монгольской культуры в целом, я лишь остановлюсь на некоторых сюжетах, связанных с его историей и судьбой сегодня.
По воскресеньям на улицы Улан-Батора, малолюдные в обычные дни, высыпают пестрые толпы народа. И хотя воскресные интересы у каждого свои, часть людского потока непременно приведет вас на один из холмов в северо-западной части города, где находится Гандантекчинлин — единственный действующий буддийский монастырь Монголии.
Первый его храм был заложен в 1838 году пятым главой ламаистской церкви Монголии Цултэм Джигмед Дамби Джанцаном. С тех пор монастырь рос, год от года набирая силу, и со временем стал играть значительную роль в религиозной жизни Монголии. В конце тридцатых годов нашего века его постигла общая участь всех монастырей страны: он был закрыт, монахи частично репрессированы, некоторые вынужденно, а кое-кто, наверное, добровольно сняли сан и растворились в среде мирян. В 1949 году по просьбе верующих и по велению времени правительство МНР сочло нужным опять открыть Гандантекчинлин.
Гандантекчинлин был практически отстроен заново, и, хотя он сейчас не такой большой, как прежде, его отреставрированный облик радует взор. Гандан — как коротко называют его уланбаторцы — многолик, и каждый их его ликов по-своему достоин внимания.
Прежде всего Гандан — центр жизни современных буддистов Монголии. На его территории находятся два действующих храма — Цогчин и Дзу, в которых совершаются как главные хуралы года, так и обычные повседневные службы, библиотека, юрта для приема почетных гостей монастыря, административное здание и ларек, где продаются курительные свечи, ложками и пиалами отвешивают сухой толченый арц (можжевельник) — то, что и в храме, и в юрте, и в доме может пригодиться любому верующему.
За пределами монастыря находится еще один храм — самый высокий, трехэтажный, посвященный Женрейсегу (или бодхисаттве милосердия Авалокитешваре). С конца тридцатых годов храм бездействует, но последние пятнадцать лет находится на реставрации. Он был построен в начале XX века и по праву считался одним из интереснейших образцов монгольского ламаистского зодчества. В его облике даже неспециалист увидит сочетание черт тибетской и монгольской архитектуры. Главной святыней храма была тринадцатиметровая статуя Женрейсега из позолоченной бронзы. Она исчезла в вихре разрушительного времени наряду с другими сокровищами ламаистского искусства Монголии.
С 1970 года при Гандане действует Буддийская духовная академия, готовящая кадры духовенства для буддийских монастырей СССР и Монголии. Для нее построены учебный и жилой корпуса. С 1976 года в них же размещалась штаб-квартира Азиатской буддийской конференции за мир (АБКМ).
Немало реликвий, ставших достоянием монгольской национальной культуры, хранится в стенах Гандана. Это отлитые из серебра и бронзы боги буддийского пантеона, выполненные мастером Дзанабадзаром — Ундур-гэгэном Монголии, вошедшим в ее историю не только как глава буддийской церкви, но и как замечательный скульптор. Среди сокровищ Гандана 108 томов Ганджура (буддийские канонические тексты), написанные золотом на черной бумаге, статуя Будды Шакьямуни, отлитая в 1956 году по случаю отмечавшегося в этом году буддистами всего мира 2500-летия со дня его рождения.
Наконец, библиотека Гандана содержит свыше семидесяти тысяч книг и рукописей. Среди них много редких — изданий — подлинных находок для тибетологов и монголоведов. Этими сокровищами по праву гордятся не только ламы, но и все знатоки монгольской культуры, специалисты по истории ламаизма в Монголии.
Поток входящих в южные, западные и восточные ворота монастыря устремляется к гигантской курильнице, дымящейся перед храмом Дзу. Это курится толченый можжевельник со священной горы Отгон-тенгри. В его очищающем дыму мелькают платочки, шапки, носовые платки, четки. Далее тот же поток устремляется в храм, где идет служба. Туристы и гуляющие довольно отчетливо выделяются на фоне молящихся. Последние прочно занимают свои места, следят за ходом службы, в такт читают слова молитвы, перебирают четки. Поток медленно вдоль стен по часовой стрелке обходит храм, проходит мимо алтаря, оставляет на нем коробки спичек, мелкие монеты, конфеты, сахар и, не задерживаясь, вытекает на улицу.
Молящиеся остаются на месте. Их лица сосредоточены. Они никак не реагируют на гуляющую публику, даже не замечают ее. Затем тот же поток уже за пределами храма обходит ряды молитвенных барабанов, которые тянутся вдоль задней и боковых стен, не забывая повернуть каждый из них.
Может быть, кого-нибудь удивляет и даже шокирует такая пестрота ликов Гандана, но меня — нисколько. Начать следует с того, что я коллекционирую четки. Коллекционирование — это болезнь, которая подкрадывается к тебе незаметно. Ты не сопротивляешься ей, потому что не ощущаешь опасности, и она довольно быстро прибирает тебя к рукам. Так началось и со мной. Помнится, в 1970 году я купила на базаре в Улан-Баторе первые четки, не придав этой покупке особого значения. Посматривала на них довольно равнодушно, показывала наряду с другими приобретенными в Монголии предметами национальной культуры кому-либо из гостей, меланхолично поясняя: четки буддийские, сделаны из дерева, число зерен 108, служат для отсчета молитв. Через два года купила еще одни — коралловые с бирюзовыми разделителями, потом третьи — из кости (кажется, даже из человеческой), четвертые…
Вскоре при слове “четки” у меня стал появляться лихорадочный блеск в глазах, и я уже не упускала ни одной возможности их достать. Сначала меня интересовали только буддийские, просто потому что история буддизма — предмет моего профессионального интереса. Потом пришла в голову мысль: почему я должна себя ограничивать только ими? И у меня появились мусульманские, христианские, джайнистские. Помощников и сочувствующих оказалось немало. Уезжая в зарубежные командировки, друзья уже не спрашивали, что мне привезти, они и так знали — мне нужны только четки.
Почти во всем мире четки давно стали сувенирным предметом, продающимся любому лицу. Сувенир есть сувенир, он дешев, но зато лишен жизни. Такие висят сотнями в ларьке при любой мечети, католическом соборе и в магазинах религиозных принадлежностей. Монголия, и только она, поставляла мне “живые” четки. Их приносили на базар люди, для которых этот предмет перестал быть фактом национальной культуры и лично их сердцу и памяти не говорил ничего. Какие только экземпляры мне здесь не попадались! Теперь я имею в своей коллекции образцы почти всех пород деревьев, кустарников, древесных наростов, семян различных растений, из которых монголы делали четки.
И вот однажды летом 1985 года все на том же базаре я купила довольно необычные для Монголии четки. Зерен, как правило, в монгольских четках — 108, 54, 27, 21, 18. 108 — главное сакральное число в буддизме, истоки сакральности которого пока неясны, но они явно уходят корнями в магическую практику древней Индии. 54 и 27 — это укороченные варианты четок из 108 зерен, более удобные в обращении. Четки с 21 зерном посвящены 21 форме богини буддийского пантерона Тары, с 18 зернами — 18 ученикам Будды (столько их насчитывает традиция махаяны).
Просмотры: 1217
Tweet